Неточные совпадения
На улице Самгин почувствовал себя пьяным. Дома прыгали, точно клавиши рояля; огни, сверкая слишком остро, как будто бежали друг за другом или пытались обогнать черненькие фигурки людей, шагавших во все стороны. В санях, рядом с ним,
сидела Алина, теплая, точно
кошка. Лютов куда-то исчез. Алина молчала, закрыв лицо муфтой.
После чая все займутся чем-нибудь: кто пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая ногой камешки в воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли
кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят
сидеть по целым дням на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
Только свинья так же неопрятна, как и у нас, и так же неистово чешет бок об угол, как будто хочет своротить весь дом, да
кошка,
сидя в палисаднике, среди мирт, преусердно лижет лапу и потом мажет ею себе голову. Мы прошли мимо домов, садов, по песчаной дороге, миновали крепость и вышли налево за город.
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, — говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила на игру
кошки с мышкой. Будь на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не
сидел бы на скамье подсудимых! Вот главная мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Я с ним познакомился, как уже известно читателю, у Радилова и дня через два поехал к нему. Я застал его дома. Он
сидел в больших кожаных креслах и читал Четьи-Минеи. Серая
кошка мурлыкала у него на плече. Он меня принял, по своему обыкновенью, ласково и величаво. Мы пустились в разговор.
А между этих дел он
сидит, болтает с детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна ночь», из которых он много уже рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие любят белых
кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны,
кошки, лошади — все это альбиносы, болезненная порода, по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых
кошек.
Белокурая барышня осталась и села на диван. Иван Федорович
сидел на своем стуле как на иголках, краснел и потуплял глаза; но барышня, казалось, вовсе этого не замечала и равнодушно
сидела на диване, рассматривая прилежно окна и стены или следуя глазами за
кошкою, трусливо пробегавшею под стульями.
Речь Жадаева попала в газеты, насмешила Москву, и тут принялись за очистку Охотного ряда. Первым делом было приказано иметь во всех лавках
кошек. Но
кошки и так были в большинстве лавок. Это был род спорта — у кого кот толще. Сытые, огромные коты
сидели на прилавках, но крысы обращали на них мало внимания. В надворные сараи котов на ночь не пускали после того, как одного из них в сарае ночью крысы сожрали.
Я
сидел: над моей головой в потемневшей листве хлопотливо ворошилась маленькая птичка; серая
кошка, вытянув спину, осторожно кралась в сад, и первые жуки тяжело гудели в воздухе, еще прозрачном, хотя уже не светлом.
— Здравствуй, батюшка-князь! — проговорил он таким голосом, которого никогда еще не слыхивал Никита Романович, голосом протяжно-вкрадчивым и зловеще-мягким, напоминающим кровожадное мяуканье
кошки, когда она подходит к мышеловке, в которой
сидит пойманная мышь.
Мать Людмилы
сидит на лавке, скорчившись, выгнув спину, точно
кошка.
Я не мог не ходить по этой улице — это был самый краткий путь. Но я стал вставать раньше, чтобы не встречаться с этим человеком, и все-таки через несколько дней увидел его — он
сидел на крыльце и гладил дымчатую
кошку, лежавшую на коленях у него, а когда я подошел к нему шага на три, он, вскочив, схватил
кошку за ноги и с размаху ударил ее головой о тумбу, так что на меня брызнуло теплым, — ударил, бросил
кошку под ноги мне и встал в калитку, спрашивая...
Она жила, точно
кошка: зимою любила
сидеть в тёплых темноватых уголках, летом пряталась в тени сада. Шила, вязала, мурлыча неясные, однообразные песни, и, начиная с мужа, всех звала по имени и отчеству, а Власьевну — тётенькой.
На эстраде, рядом с кафедрой,
сидела на стеклянном столе, тяжко дыша и серея, на блюде влажная лягушка величиною с
кошку.
— Во-первых — это надо для тебя же! А во-вторых — что же мне
кошек, собак завести, Маврина? Я
сижу одна, как в тюрьме, на улицу выйти не с кем. А она — интересная, она мне романы, журналы даёт, политикой занимается, обо всём рассказывает. Я с ней в гимназии у Поповой училась, потом мы разругались…
Она редко говорила со мною и немного оживлялась только тогда, когда в мастерской
сидел за своим мольбертом Гельфрейх, продолжавший, несмотря на мои уговаривания приняться за что-нибудь серьезное, писать одну
кошку за другой.
Жарко пылают дрова в печи, я
сижу пред нею рядом с хозяином, его толстый живот обвис и лежит на коленях, по скучному лицу мелькают розовые отблески пламени, серый глаз — точно бляха на сбруе лошади, он неподвижен и слезится, как у дряхлого нищего, а зеленый зрачок все время бодро играет, точно у
кошки, живет особенной, подстерегающей жизнью. Странный голос, то — высокий по-женски и ласковый, то — сиплый, сердито присвистывающий, сеет спокойно-наглые слова...
Вдруг — шасть… Хлопнулось что-то об пол, будто здоровенная
кошка упала. Это проклятый в трубу влетел, ударился, подскочил… И слышит мельник —
сидит уже на спине и запускает когти.
Только вдруг татарин у нас уши насторожил. Чутки они, татары-то, как
кошки. Прислушался и я, слышу: будто кто тихонько по реке веслом плещет. Подошел ближе к берегу, так и есть: крадется под кручей лодочка, гребцы на веслах
сидят, а у рулевого на лбу кокарда поблескивает.
Особенно
кошки ему завидовали: они очень боятся воды и, когда идет дождь, должны
сидеть дома, и погулять не приходится. Встретил волка лысый судья и тоже похвалил его...
Лука. Нехорошо, барыня… Губите вы себя только… Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже
кошка, и та свое удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день
сидите в комнате, словно в монастыре, и никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..
В другом углу стояла такая же точно кровать, где спала другая старушка, а подле нее
сидела серая
кошка и умывалась передними лапами.
— Оля Чуркова! — загремела Пашка, и глаза ее засверкали, обдавая маленькую Олю целым фонтаном негодования и гнева, — что с тобою? Ты, кажется, молишься на
кошку? Встать! Сейчас встать, скверная девчонка! Как ты смеешь
сидеть на снегу? В лазарет захотела, что ли?
Пролетка переваливалась из ямы в яму по немощеной, изрытой промоинами улице. Под заборами, в бурьяне, валялись дохлые
кошки и арбузные корки. Пролетка остановилась у покосившихся ворот небольшого дома. На скамеечке
сидел подслеповатый, бритый старик в жилетке и железных очках. Таня крикнула...
— Милка! Милка! — позвала Маргарита, и четвероногий часовой, позабыв свои обязанности, бросил ружье и, подняв хвост, бросился в ложу, где
сидели девочки, прямо на колени Вронской. Тогда m-lle Орлик попросила вызвать старшего фокусника, что бы узнать, откуда у него
кошка. Явился неприятного вида, нечистоплотный господин и сказал, что
кошка его, что он привез ее с собой из Петербурга и что не отдаст её ни за какие деньги.
Детям кажется, что все люди, сколько их есть в доме, всполошатся и набросятся на злодея Неро. Но люди
сидят покойно на своих местах и только удивляются аппетиту громадной собаки. Папа и мама смеются… Неро ходит у стола, помахивает хвостом и самодовольно облизывается… Обеспокоена одна только
кошка. Вытянув свой хвост, она ходит по комнатам, подозрительно поглядывает на людей и жалобно мяукает.
Поутру в сад я пошел. Обрезываю с яблони сухие сучья у самого абдулинского забора. Слышу, Митькин голос!.. Припал ухом к забору — и ее голос!.. Говорят не по-русски!.. Из моего-то сада калитка тогда была в абдулинский сад — я туда. Свету не взвидел… Митька с немкой обнявшись
сидят, плачут да целуются!.. Увидавши меня, бежать шельма, — знает
кошка, чье мясо съела… А Митька в ноги… «Батюшка, говорит, мы ведь повенчаны!!»
В дилижансе
сидели среди коробок и разных хрупких вещей: я, горничная Маша, четвертная бутыль с водкой, прачка, три генеральшины собаки, попугай в клетке, француз, две канарейки, повар,
кошка с котятами и судомойка с кофейной мельницей.
На колокольне у Иоанна Предтечи вот уже третий день
сидит неизвестно откуда взявшаяся сова; водка в кабаке Фунтова стала припахивать фиалковым корнем; протоиерей отец Серафим Накамнесозижденский, быв в гостях у купца Треухова, обменил свои калоши; кот дьякона Диоклитианова, считавшийся в течение двух лет котом, оказался
кошкою и окотился на днях восемью котятами…
Он ушел. Она осталась одна. Бледная, изнеможденная, с горящими, как у
кошки, глазами, с высохшими губами, она скорее упала, чем уселась на скамейку. Долго, очень долго она
сидела без движения, без мыслей. Глаза ее мало-помалу теряли свой блеск; руки опустились; головка ее медленно наклонялась все ниже и ниже.
Павел Васильич и его сын бросают арифметику и идут пить чай. А в столовой уже
сидит Пелагея Ивановна и с ней тетенька, которая всегда молчит, и другая тетенька, глухонемая, и бабушка Марковна — повитуха, принимавшая Степу. Самовар шипит и пускает пар, от которого на потолке ложатся большие волнистые тени. Из передней, задрав вверх хвосты, входят
кошки, заспанные, меланхолические…
В этой толпе опять тоже было много собак и
кошек, а сзади всех, верхом на старом верблюде,
сидела баба Бубаста, перед нею на седле был взвязан еще живой черный баран с вызолоченными рогами, среди которых сверкал привязанный жертвенный нож.